3. Пародирование как способ формирования системы персонажей

3.1 История изучения вопроса

Персонажи анекдота непосредственно связаны с его тематикой и вместе с ней представляют идейно-образную сторону сюжета. Специфика содержания анекдота издавна была объектом пристального внимания фольклористов. Так, П.А.Пельтцер писал: "Отличительной чертой сказки является фантазия. Здесь действует "принцип эстетической подстановки", отождествления себя с героем... В анекдоте отсутствует эта черта. Как рассказчик, так и слушатель не обращали внимания на нравственную сторону анекдота, если таковая и заключалась в нем. Шутка принималась за шутку, не наводила на сарьезное размышление, была свободна от нравоучения". Важными свойствами анекдота автор считал также отсутствие в нем сатирического начала и склонность к преувеличению описываемых действительных событий.
П.А.Пельтцер особо выделял анекдоты о шутах и скоморохах: "Воровские проделки скоморохов представляли собой верх нахальства и сохранены народной памятью как анекдоты... Образ шута и скомороха, как явление, отжившее свой век, мало-помалу исчезает из сознания народа, остаются лишь проделки их, самый факт, который без труда приурочивается к "солдату", по сметливости и догадливости достойному преемнику скомороха".
К другому типу П.А.Пельтцер относил сюжеты о дураках: "Основа рассказов о дураках является общей как древних, так и для новых народов и лежит в природе человека; каждая страна имеет свой смешной народ, на который она сваливает свою собственную глупость и переносит дурацкие похождения и сама радуется собственному изображению, подобно обезьяне, не узнавшей себя в зеркале и играющей собственным хвостом, который представляется ей чем-то странным".
Н.Ф.Сумцов разделил анекдоты о глупцах на две тесно связанные группы: анекдоты о глупых народах и о глупых индивидуумах, - заметив, что в роли глупца чаще выступают сын, муж или жена, реже - отец, мать или девушка. "Сказки о глупых народах, - отмечал Н.Ф.Сумцов, - представляют собой просто сказки о глупых людях с подстановкой собственного имени". Прикрепление сюжетов к конкретной личности автор объяснял психологическими мотивами: "При централизации анекдотов вокруг одного имени они приобретают сравнительно больший интерес, легче запоминаются и подчас приобретают заманчивость бытовой действительности. Территориальное закрепление придает многим вымыслам такое обманчивое историческое освещение, что не только доверчивая толпа принимает их за чистую монету, но даже люди науки относились к ним иногда вполне доверчиво и занесли их в учебники как исторические факты".
Многие авторы (в частности, А.Н. Веселовский, Е.М. Маслова, М.П. Алексеев и др.) исследовали циклы анекдотов о конкретных исторических личностях, например, о шуте Балакиреве, о Пушкине, Суворове, об Иване Грозном и т.д.
Несколько иначе представлялась тема глупости в древнерусской смеховой литературе. Как отмечает Д.С.Лихачев, средневековые авторы "чаще всего смешат читателей непосредственно собой. Они представляют себя неудачниками, нагими или плохо одетыми, бедными, голодными, оголяются целиком или заголяют сокровенные места своего тела... Авторы притворяются дураками, "валяют дурака", делают нелепости и прикидываются непонимающими. На самом же деле они чувствуют себя умными, дураками же они только изображают себя, чтобы быть свободными в смехе".
Такое поведение было свойственно, в частности, юродивым. "Юродивый, - пишет А.М. Панченко, - балансирует на грани между смешным и серьезным, олицетворяя собою трагический вариант смехового мира. Юродство - как бы "третий мир" древнерусской культуры или "мир навыворот".
Если средневековые авторы, юродивые и скоморохи сознательно "валяли дурака", то позднее подобные явления могли носить и объективный характер. В таком аспекте Ю.Н.Тынянов анализировал литературную жизнь России начала XIX века: "пародийное отношение к литературной системе вызывает целый ряд аморфных, не окристаллизовавшихся литературных явлений... Эти явления прикрепляются к какой-либо литературной личности, нанизываются на нее, циклизуются вокруг нее. Число кристаллизованных пародий может быть вовсе не велико, но сама литературная личность становится пародической. При этом живая личность литератора... либо деформируется слегка, либо искажается до полного несходства, либо - в случаях, правда, редких - может и вовсе отсутствовать". Такое наблюдение позволяет автору рассматривать пародию не только как явление текстологическое, но и как жизненный процесс. В качестве примеров пародической личности Ю.Н.Тынянов приводит "общественные личности" графа Хвостова и князя Шаликова и "литературную личность" Козьмы Пруткова.
Все эти наблюдения актуальны и сегодня. Однако современная идейно-образная система анекдота представляется более сложной.
В частности, В.В. Блажес и А.В. Матвеев отмечают, что "традиционный сказочный эпос о животных в современных условиях стал поэтической основой "взрослых" анекдотов. В них сохраняются обычные для этого эпоса звери и птицы: лиса, заяц, волк..., но появились экзотические животные, привнесенные скорее всего из мультфильмов". Персонажи выступают в анекдотах на основе оппозиций: большой и маленький, умный и глупый, ловкий и неуклюжий, сильный и слабый, уступчивый и настырный. "Животный мир и мир человеческой жизни или нарочито совмещены, или изображение постоянно как бы переходит из человеческого мира в животный и обратно".